Дети никогда не слушались взрослых, но зато всегда исправно им подражали.
Д. Болдуин

1. Имя и Фамилия персонажа.

Эрих де Грассия
Рихтер де Грассия

2. Прозвища, клички.
-----

3. Пол персонажа.
Мужской

4. Ориентация.
Би (уни)

5. Раса  
Вампир истинный

6. Возраст
Реальный возраст - близко к двум сотням. На первый взгляд, дашь не больше двадцати с хвостом. Да и на второй - то же, разве что "хвост" может исчезать из виду в зависимости от настроения де Грассии.

7. Внешность.

Довольно развит физически, особо поэтическим личностям однако же напоминает гибкую  лозу, способную не только обвить, но и сломать с удивительной для, казалось бы, утончённого (не путать - с хрупким, или тем паче, болезненным) телосложения силой. Не сказать, чтобы высок - 177 сантиметров не повод для слишком заносчивой гордости, но статная, прямо-таки царственная осанка вкупе с гордо посаженной головой визуально прибаляют роста. Впрочем, весь облик вампира двояк и полон иллюзиями, что, как известно, бывает опасным, тогда как таковым вовсе не видится. Трудно воспринимать этого плавного в речах и движениях, мягкого в овале лица, и глубоких нотах голоса, темноглазого, до затягивающе-чёрных мечтательных омутов, бледнокожего до матовой белизны брюнета, доброжелательно вам улыбающегося и теребящего по извечной привычке перо, как потенциальную угрозу. Нет, эта, несколько встрёпанная томность просто не может вызвать тревогу... Если только не знать, как в следующий миг обрамлённые тёмными ресницами глаза могут полыхнуть багрянцем, тонкая линия губ иронично исказиться, однако же не открывая взору клыков... Как может с художественной небрежностью остриженная до плеч шевелюра колыхнуться, когда  обманчиво-неторопливая, даже ленивая, какая-то текучая, похожая на движения сытого удава пластика сменится решительной резкостью, точностью и стремительностью атакующей кобры.
Что можно сказать о его одежде? Разве что обратиться всё к той же двоякости. Свободу покроя легко сменяет почти военная чёткость и строгость, с долей тщательно рассчитанной небрежности; постельные тона - мрачные или же напротив, вызывающе-яркие, хоть и со вкусом подобранные. И, конечно же, оружие. И не верьте тому, что оно всегда находится на виду и составляет собой лишь письменных принадлежностей набор.

8. Характер.

Двояк. Двояк, как и внешность его обманчива, будучи вместилищем столь хаотичной смеси всего и вся, как и имя его - двояка, будучи именем двух разных душ, двух сторон одной медали, но об этом подробнее - позже. Пока же поговорим о каждой душе в отдельности. И начнём мы с того, кто именует себя Эрихом де Грассия.

Если бы требовалось охарактеризовать Эриха одним словом, то оно было бы – Мечтатель. Такие как он воспевали путешествия и приключения, верили в чудеса, проповедовали мир во всём мире… Увы, такие экземпляры долго не живут, а пока живут, зачастую завидуют мёртвым, поэтому вряд ли стоит удивляться тому факту, что с течением времени Эрих приобрёл в свой багаж ироничность с небольшой долей горечи о несовершенствах этого мира, однако сиё приобретение оказалось не самым худшим из всех.  Упрямая вера в лучшее в людях/нелюдях, сгубившая не одного романтика, в сочетании с синдромом розовых очков не раз подводила Эриха, приводя на грань гибели, так как окружающие нередко пользовались этой его своеобразной наивностью. Нет, не правильно было бы думать о нём, как о юном дурачке. Он прекрасно отдаёт себе отчёт о происходящем, будучи наделённым, по признаниям очевидцев, холодным рассудком, недюжинным умом и интуицией (а так же нестандартным в иных случаях мышлением). Однако с завидным постоянством наступает на одни и те же грабли, упорно закрывая глаза и отказываясь верить в недостатки тех, кто занял место в его сердце. Он предпочитает просто напросто не думать о происходящем, боясь признаться себе в своей излишней любви к идеализации окружающих. К его чести, он редко ищет оправдания тем, кто предал его доверие. Не смотря на эту маленькую слабость к собственным ошибкам, об Эрихе можно сказать как о существе, наделённым внушительной порцией того пенящегося коктейля, что в знающих кругах зовётся храбростью. Другое дело, что от разума она у него не отделима. Тактичен, деликатен и редко позволяет себе преступать ту черту личного, что интуитивно ощущает ощущает в разговоре с собеседником. Восприимчив. Страшный романтик, хоть старательно и скрывает это под видимой практичностью. Обладает определённым чувством юмора и обычно психически уравновешен. Но уж если его состояние сошло с накатанной колеи, вернуть его в чувство - не так-то просто.

Что ж, эту часть Де Грассии мы обрисовали подробно. Посмотрим же, что представляет из себя некий Рихтер.

Больше всего этот юнец напоминает не по возрасту сильного, и оттого избалованное дитя. Он терпеть не может, когда его игнорируют, и за подобные попытки упорно мстит, на всё имеет заранее составленное мнение (а иногда и готовый ответ), в авторитеты не верит и следует принципу "во всём идти своим путём". Считает себя умнее, сильнее, красивее, да и просто лучше всех остальных, хотя в последнее время склоняется к мысли, что в круг избранных из одного него прекрасного может быть допущен кто-то ещё. Осталось определиться - кто. Раздражителен и психически неустойчив, впрочем, вполне возможно, что это дань его возрасту, но об этом - так же позже. Из тех неунывающих личностей, что гнут свою линию, никогда не сдаются и идут к заветной цели по трупам. Желательно, не пригорком уложенных, а в красивую, плотную мостовую, усыпанную цветами почитателей. Жаден до впечатлений и приходит в искренний восторг, когда собеседник выражает свою позицию по отношению к самому Рихтеру. И чем ярче и эмоциональней - тем лучше. А вот окраска - совсем не важна. Рихтер с удовольствием ответит как и на пламенную страсть, так и на нежную ненависть взаимностью и со всеми силами своей души. ну, и с вытекающими... со всеми... Никогда не против ввести окружающих в заблужденее, вообще - азартен и любит вызовы, равно как и интриги, и тонкие игры мимики и слов. Всегда с удовольствием пробует себя в роли диверсанта, или серого кардинала - или всё вместе, одновременно. Своеобразное понятие чести и юмора так же у вампира в наличии, причём, в довольно неплохих объёмах. Искренне скучает в обществе цифер, навязанных суждений равно как и правил, а так же оторванных от жизни размышлений.

9. Любит/не любит

Эрих
Ночь, луна и мрамор, цветы, свечи, маски, бриз, запахи дерева, цитрусовых, звёздное небо, лесные опушки, да и вообще, кажется, не из "городских" вампиров. Тонко чувствующий художник и созерцатель. Не любит шум, гам, резкие запахи, наглых не по заслугам и при том лишённых обаяния личностей, не уважает пьяных и добровольно одурманеных, не любит яркий жёлтый цвет, голубоглазых блондинов по-просту побаивается. Не из фобии, а из-за нехороших воспоминаний.

Рихтер
Да ничего он не любит. У него самый лучший роман - с собой любимым. Разве что, внимание, овации, ну и, пожалуй, подарки. Ах, да. Ещё сильных личностей, а так же стерв, стервецов и пройдох отпетых - увааааажет, ой, как уважааает! Не любит... Игнорирование себя хорошего не любит, уж повторимся для пользы дела, а ещё отпетую грубость и некультурность, ну заодно - и идеологию низших слоёв общества по некоторым вопросом касательно уважения чужой личности и собственных домочадцев. Не любит навязанное главенство, навязанные правила и давление на личности. В подобных ситуациях легко на эти самые личности переходить любит. Не терпит зависимости, но изредко с ней мирится, самому себе не признаваясь в страхе одиночества. Любит возвышенности и степи.

Что же говоря об общем... Оба сильно, очень, очень сильно - не любят охотников. Но уважают кот... то есть, волков.

10. В каком мире рожден.
Рождён в мире ином, а вот память шалит, но - по совершенно иным причинам, нежели Ловец

11. Биография.

Одной пронзительной осенней ночью в обычной аристократической семье вампиров случилось прибавление. Здоровый мальчик, наречённый Эрихом. Такое событие для истинных вампиров — дата. Надо ли говорить, что счастливые в браке, граф и графиня де Грассия осознали,что ,оказывается, можно быть ещё более счастливыми, чем они есть? А осознали это они дважды, когда спустя несколько лет- вот уж вовсе неслыханное дело- у них родился ещё один сын, названный Фаустом. Разделённые такой незначительной для вампиров разницей в возрасте, младшие де Грассия могли бы считаться едва ли не близнецами, да, впрочем, именно таковыми себя, похоже, и считали — понимали друг друга с полуслова, забывая сходу о прорезающейся диаметральности характеров, почти никогда и ничего не делили, стояли друг за дружку горой, вместе проказничали, вместе исследовали родовой замок и сбегали из-под чуткого надзора родителей, в общем, не-разлей вода росли, не смотря на упорные попытки родителей привить Эриху чувство ответственности за младшего. В надежде, что увлечение старшего книжками и характер «домашнего мальчика» остепенят буйный, рвущийся на волю нрав Фауста. Ха. Не тут-то было. Вместо этого Эрих терпеливо, а иногда и искренне заражённый энтузиазмом брата, сопровождал младшего во всех вылазках и предприятиях. Мать только головой качала, а отец едва уловимо усмехался, вспоминая юность -видимо, не был он тогда таким неприступно-аристократичным, воспитанным и рассудительным, каким казался сейчас. Впрочем, свою долю внимания сыновьям он уделял, и уделял с удовольствием. Это он, когда пришло время, отвёл каждого из братьев на их первую охоту. Это он обучал их владеть своим телом, мыслями и желаниями. Это он рассказывал когда жуткие, а когда забавные истории - о мире, о вампирах, о роде.. О них самих. Это он таскал обоих за уши, когда однажды Фауст по неосторожности свалился в колодец, и братья явились домой перед самым рассветом...Хотя, надо признать,мать сорванцов тоже внесла свою лепту. И чьё порицание было снести тяжелее — вопрос далеко не решённый. Это было счастливое время, как будто подарок для этих двоих, а может, маленькая поблажка. У каждого должен быть маленький счастливый уголок в душе, ради которого день за днём, стиснув зубы, отказываешься ломаться. Потому что, когда давно, где-то далеко, всё было хорошо.А если было — значит, однажды, снова будет.
Время рушит идиллии, по законам подлости или мироздания -не так важно. Этот маленький рай закончился накануне зимы, когда осенняя сырость только-только сменяется первыми заморозками. Ночь была пронзительно ясная в холодной свежести, схватившей коркой льда набрякшую влагой землю. На окне тонким флёром нарисовались едва видные узоры, а звёзды рассыпались в небе осколками сверкающих волшебных каменьев. И все уверения Эриха о том, что ночью непременно будет страшная гроза — такие его предчувствия не раз оправдывались... но в последние месяцы беспокойство уже не раз бесполезно охватывало его, перевирая предчувствие... Теперь, над такими шутками прежде верного шестого чувства, уже и Фауст устал посмеиваться, что по-своему было внове. Хмурость отца, нервозность матери, что увелечивались ночь от ночи прошли мимо детских сознаний, слишком погружённых в самих себя, приблизившихся к тому порогу, что отделяет детство и юность. Категорический запрет выходить из охотничьего домика, где они готовились перебираться в замок, надёжно защищённый от холодов, означал множество тоскливых часов, голод в ту ночь ещё не терзал их, и острая зависть проводила вышедшего в сумерки отца. Мать осталась дома, по извечной привычке вышивая на пяльцах. Слишком внимательный взгляд скучающего Эриха отметил странно дрожащие пальцы. Шли часы — время перевалило за полночь, а отец не возвращался. Беспокойство внутри юного вампира всё возрастало, заставляя нервно растирать руки и беспокойно  выглядывать в окно.. в ожидании чего? Он не знал, но чувствовал, будто что-то сгущается вокруг дома, накидывая тёмную пелену на прежде мирное убежище. И он дождался. Впоследствии Эрих де Грассия уже никогда не сможет внятно рассказать, что же всё-таки произошло -память сохранила лишь яркие, хаотичные вспышки случившегося. Громкий лай собак, гулкий топот копыт, резкие крики, бьющие по ушам, взведённые арбалеты, кровь матери на лице, звон стекла, боль под лопаткой, двумя пронзительными вспышками, лошадь,едва не растоптавшая его и Фауста, мелькание ветвей, осенних листьев перед глазами, скользкая земля и ободранные руки, запах гари и звук охотничьего рога вдали... Ярче всего запомнилось ощущение пузырящейся горечи на губах, отчаянная невозможность вдохнуть, когда с каждым шагом на подгибающихся ногах всё существо пронзает болезненными спазмами — и ладонь брата в руке. Эрих никогда не смог бы сказать, как долго они бежали, но в какой-то момент леденящее ощущение и настигающий собачий брех подсказал, что они бегут слишком медленно. Нет, не они — а он. И тогда родилось это надрывное, с хрипом в пробитых лёгких «Оставь. Беги...» - к брату, который был цел, или целее, и возможно, ещё мог бы сбежать...
Куда, куда вампир может бежать в глуши, когда рассвет и охотники так близко, а убежища — нет? Риторика не пришла ему в голову, даже когда, поддавшись уговорам, мольбам- или приказам? - Фауст скрылся с глаз... Ускользающее сознание билось только одной мыслью: двигаться, бежать, ползти,- что угодно, только не останавливаться. Потому что слишком страшно сейчас умирать, слишком страшно уже хотя бы потому, что остановившись, успеешь понять: ты один. Ты совсем один...
Потом, когда-то, где-то, сколько помутнений рассудка спустя? - сквозь туман бессилия Эрих различит яростный рык и визг раненных, да пожалуй, что и нет -разорванных собак и даже не поймёт, что это опасность и для него. Потом,когда будет очень больно и тряско, когда кто-то незнакомый, неправильно пахнущий будет шептать ему на ухо что-то хорошее и тёплое, он соскользнёт в небытие, укрытый темнотой сырых низких стен от восходящего солнца.
… Полнолуние приближалось, и волк метался, ища выхода и поскуливая вслед за доносящимся из лесу призывным воем. И когда однажды ночью полная луна заняла небосвод, волк не выдержал, и вызывающая, бешено-тоскливая песня разорвёт воздух, когда мохнатые лапы оставят следы по первому снегу...
… Где-то в абсолютной темноте, с первым солнцем, недели, дни... месяцы? Спустя, ребёнок-вампир проснётся, с трудом разлепив ресницы и едва умея пошевелиться от слабости. Замкнутое, тёмное, душное помещение покажется запертым снаружи погребом, где на свалке всё ещё пахнущих зверем шкур лежал он, Эрих де Грассия.
Пройдёт неделя, лишённая сна, пока, терзаемый мучительным голодом, он будет кричать, звать, молотить руками в закрытый люк, до крови, до ссадин, беситься.. пока, вконец обесиленный, снова впадёт в сон...
Который, два дня спустя, рассеет ощущение близкой, горячей крови.
Нет, он не убил Нэаля, оборотня-спасителя. Тогда ещё не было таких сил у подростка. Но что-то, словно сломалось и треснуло — в лесу ли, в погребе... Эрих изменился — и сам себе испугался. Отчаянной злости, жгучей ненависти, едкой дерзости, припадков бешенства... Старый, седой волк, доживающий своей век, выбеленный годами до волшебного в лунном свете серебра, одиночка, уставший от одиночества, ставший другом и наставником, однажды научил его, раскуривая трубку и глядя на оживающую с весной землю за крыльцом. Научил, как научил бы своего волчонка — обуздывать волка внутри, с его дикими подчас для человека желаниями и нуждами, как тёмную половину себя, необходимую, нужную, но нуждающуюся в контроле...
Знал бы Нэаль, чем обернётся его помощь...
Де Грассия был слишком напуган, он не был готов к каким то тёмным, или светлым сторонам... Он был готов скорее знать, что что-то тёмное и чужое въелось ему в душу. И обернул преподанную науку дурной стороной, усыпляя, баюкая, отказываясь от этой новой части себя, безжалостно давя вместе с корнем любые побеги, посмевшие проклюнуться в его, его, чёрт побери, душе. Старательно расшатывая трещину между «я» и «он».
.. А годы меж тем шли, пробегая сквозь пальцы родниковой водой, вниз по течению, по камням и расщелинам, через мхи и песок. Эрих взрослел, становясь юношей, кажется, забывшим о своих кошмарах — но всё ещё предпочитающим лес обществу людей и старательно не вспоминающим о том, что у него была когда иная семья, чем с каждым годом ощутимо дряхлеющий Нэаль. Настала и та ночь, когда слабо ковыляющий волк убрёл в лес, и уже не вернулся, а де Грассия осознал: этой эпохе — тоже конец. Маленький сон о домике графского лесничего закончился с этим рассветом, реальнеость ждёт,ждёт, когда он перестанет грезить и займётся, наконец, собственной жизнью.
Он вернулся к истокам, чуть ли не вырывая из себя каждый шаг туда, откуда всё началось-и знакончилось. Его счастливое время, его маленькая сказка, его детство с умытыми звёздами и звонким смехом брата, чьё плечо всегда поддержит пред недоступным величием небесных вершин.
… Об охотничьем домике напоминало лишь старое пепелище — охотнички постарались на славу, почти не оставив следов от строения. Их метки горели на коже, под лопаткой, как клейма, пока ноги не слышно ступали по пробивающейся сквозь пепел растительности. Здесь было пусто, мёртво и слишком сильно пахло памятью о крови и пепле. Оставалось ещё одно место, пусть и отравленное печалью, но не страхом — родовое гнездо де Грассия. Древний, старый замок их предков... Отыскать его было легко — замки, они, чай не грибы по округе друг на друге расти.
Замок сжигать люди не стали. Теперь там жили другие дворяне. Люди. Проникнуть за с детства знакомые стены оказалось ничуть не труднее, чем забраться на любимое дерево в саду. Уютная полутьма была чужой. С кухни доносились человеческие голоса кухарок, скребущих котлы, уныло подвывали, чуя его присутствие, две собаки, допущенные в дом, пока их не выгнали на улицу – дабы не мешали господскому сну. В воздухе отвратительно пахло пережаренным мясом, луком, горелым деревом, псиной  и.. и.. и.. человеком. Эрих почувствовал, как резко поднимается тошнота и ускорил шаг – у него было множество дел здесь. Несколько тайников – с фамильными сокровищами и дорогими сердцу безделушками. Людские сознания… Нет, не сохранившие ни тени посетившего их сверхъестественного существа. Замок… тоже почти не помнил Фауста. И его память старательно уничтожали. Мебель двигали. Множество картин и страинных вещей исчезли безвозвратно – даже мозаика с семейным древом варварски соскоблена со стен. Теперь худо сделанные фрески красовались вытянутыми узкими ликами с очерченными скверного качества позолотой нимбами. Барельефы сбивались, искажаясь до неузнаваемости. Цветные витражи кое-где заменило не стекло даже – а рыбий пузырь. В главной зале пол устилала несвежая, местами подгнивающая, грязная солома. Тогда, де Грассия с болью гладил суровые, уже сыреющие от недостаточного прогрева стены, едва веря глазам. Дом, кажется, корчился в агонии, и это било в сердце не хуже кола. От соскобленных гербов до чужого ребёнка, спящего в его комнате. Обнимая ЕГО игрушку. Это было почти невозможно терпеть.
Наконец, последний из тайников, тот, где хранились родовые печати с гербом, фамильные перстни – специально для них двоих, братьев, лежали долгие годы, дожидаясь их совершеннолетия. Одному из них предстояло стать наследником отца. Другому – наследником матери. Последним, наверняка, предстояло стать Эриху… Может быть. Дверь в малую гостиную отворилась совсем незаметно, петли остро пахнули маслом, но ночной гость, вместо того, чтобы быстрой, неуловимой тенью скользнуть в комнату, застыл на пороге.
В отцовом кресле развалился чужой. А на шее сидящей у него на коленях, отвратительно воняющей человеческим запахом, пронзительно для его глаз вампира играло отблесками каминного пламени ожерелье. Мамино ожерелье.
Наверное, именно тогда его всё-таки раскололо. Много позже, он не мог с уверенностью сказать, что же тогда произошло на самом деле. Знал только, что было очень много крови – он не спеша и методично, за тот десяток часов, что оставался до рассвета, вырезал обитателей замка. Подчистую – вместе с детьми, конюхами, собаками и ловчими птицами. И уснул, чтобы уйти утром – и не вернуться уже никогда.
Вскоре тот замок, проклятый – как шептались крестьяне – разрушили.
Впрочем, Эрих уже никогда не узнал этого.
Как и того, что разрушивший замок был наследником рода его последних, смертных владельцев. Что он проклял убийцу, проклял всем своим магическим даром – немалым и… светлым, но с этого момента – навсегда извращённым. Проклятие, исказившись, исковеркавшись в самой своей сути… словно бы… ожило, тёмным… живым облаком отторгнувшись от проклявшего, и тем самым его убив.
Не знал де Грассия и того, что однажды, множество лет спустя, юноше, так похожему на него, не удастся отыскать ни следа когда-то казавшейся незыблемой твердыни. Человеческая память слишком быстро забывает собственные легенды. А может, виновата была война, прокатившаяся по тем землям, оставляя после себя куда более жуткие истории для семейных вечеров перед очагом? Так или иначе, тот молодой человек… человек ли? –  не смог узнать ничего о некогда возвышавшимся здесь замке. И, отчаявшись, возможно окончательно похоронил надежды.
Де Грассия же отправился в Рим. Нет безопаснее места, чем логово врага – так его учил волк. Который, наверное, успел стать не наставником… Приёмным отцом? Город поразил Эриха. До отвращения грязными улицами, грязными людьми, ютящимися в тесноте, так что даже воздух был отравлен ими  - и болезнью. Больными людьми, больными и телесно, и духовно. До тошноты заражёнными страхами, подозрительностью, фанатизмом и тупой покорностью, невежеством и почти что бездушием. Разительным контрастом золота и здоровой упитанности обряженных в роскошного качества сутаны и нищих, бесправных, на словах – таких же рабов господних. Рабов. Рабов – люди сами, добровольно называли себя рабами. Богатейшие из них. Обыкновеннейшие из них. Чьей наиболее значимой частью образования считалось умение доказать иноверцам, какое благо в том, чтобы быть рабом. А рыцари? Принявшие обеты воздержания, целомудрия.. Пьяные в хлам и зажимающие в углах то симпатичную служаночку, то более-менее чистого мальчишку с конюшен… А то, не стесняясь, лапающие на этих пирах, что больше походили на завтрак свиней, мимопроходящих виночерпиев и потаскух с подносами?
Он не смог выносить это слишком долго. Едва завершив свою вендетту — да, предки могли бы гордиться им, нашедшим по обрывкам слухов и сплетен всех и каждого и вассалов его семьи, что тогда, годы назад, своим неосторожным поведением, кровавыми пиршествами поставили под удар его семью... нашёл, и убил, только потом осознав,что, собственно, повода для дальнейшего существования... себе не оставил. И даже сладость человеческой крови не оказалась тем капканом, что смогла бы поймать и удержать Эриха. Даже то, что поиски брата так и не увенчались успехом, и надо было бы продолжать, но... Он задыхался. И с нарастающей паникой чувствовал, как тяжело под сердцем ворочается то, что тем вечером после резни было загнано за какую-то преграду в сознании его ужасом от содеянного. Он не хотел ведь убивать. Наверное, не хотел.
Хотя бы не детей….
Одиночество, возможно, сгубило бы его. Но это общество вернее и надёжнее справилось бы с такой работой. И закрытая карета с четвёркой лошадей и неразговорчивым конюхом на козлах, прячущим уши за платком под шляпой, а черты лица – за тщательно наведённым мороком, отправилась на восток, за пределы «цивилизованной» Европы.
Проклятие металось по дорогам, пытаясь отыскать и настигнуть адресата. Вместо этого, зацепилось за Цепеша, будто почуяв что-то знакомое. Пригнуло последним предательством и, уверившись в ошибке, скользнуло дальше, прокатившись моровым поветрием по нескольким деревням. И затихло, уснув в Париже…
Эрих вернулся с востока лишь двадцать лет спустя. Время всё так же оставляло свои следы, но уже иначе – излечивая болезненные шрамы, рисуя провалы в памяти, стремясь защитить, успокаивая и умиротворяя.
Первый сон, наверное, примирил с действительностью. Когда, спустя почти столетие де Грассия пробудился, мир... изменился. Изменились люди, города, нравы... Пришла другая Эпоха. А де Грассии кажется, открылось второе дыхание и хоть какой-то интерес к жизни. Сон оставил после себя долгий отпечаток темноты в памяти, словно позволяя разделить жизнь на «до» и «после».
И жизнь неожиданно наладилась. Сорок лет казались новым золотым веком.Балы, приёмы, затворничество... Годы жизни со смертными казались длиннее и насыщеннее, события копились снежинками на крыльце в метель, оставляя ощущение жизни — полной, единственно яркой, не похожей на сон в забытьи. Менялись города, страны, лица... Единственное, что оставалось неизменным -отчуждённость. Так мало было истинных вампиров... Обращённые же составляли неудобоваримые секты и единственным выходом казалось держаться от них подальше. От смертных же — и вовсе на дистанции. Слишком много странностей они могли обнаружить в знакомом графе. Он был слишком вампиром. Одиночество правило свой бал, подтачивая душу изнутри... Всё текло своим чередом.
А потом случилась Элизабет.
Он встретил её на одном из балов и... пропал. Среди нежных и бледных цветов, настоящих леди, иногда - настоящих шлюх -  она была как резкий отрывок ветра.
Он грезил о ней днём, а ночью самым неприличнейшим образом отказывался довольствоваться всего лишь двумя положенными для непомолвленых танцами. Он бродил под её окнами, как влюблённый мальчишка, как влюблённый вампир – слушал, и слышал, каждое её движения, не видя, зная, чем она занята – что ей снится. Дарил цветы, драгоценности, экипажи…
Он от неё совершенно терял голову. И однажды не выдержал — и обратил, совершенно самостоятельно разрушив свою сказку из мельком оброненных фраз и лукавых взглядов над веером, слишком долгих прикосновений рук, слишком частых прогулок по дворцовым паркам Парижа... Где-то глубоко под землёй, в катакомбах, облюбованных когда-то вампирами, темно и тяжело заворочалась пробудившееся проклятие, выплеснулось дикой вакханалией почти уже обезумевших в ненависти Детей Ночи, зазмеилось ещё сонными щупальцами по ночным улочкам...
Элизабет его возненавидела. Она обвиняла Эриха во всех смертных грехах. Кричала, бесилась, убивала саму себя — и как горячо, искренне, всей душой ненавидела его. А он, всегда был и оставался трусом, слишком боясь вяжущей боли, при каждом взгляде на то, какой она становилась, поднимающейся к горлу волной отчаяния и непонимания произошедшего. В один из многих вечером, когда она кричала проклятья ему в лицо, с искажённым до неузнаваемости лицом, де Грассия не выдержал. Он протянул руку, касаясь её лица, поймал взгляд... И Элизабет Грей забыла. Забыла всё об Эрихе Грассия. Две ночи спустя, очнувшись от тяжёлого сна, она уже была уверенна, что обративший её вампир немедленно оставил её, исчезнув сразу после обряда.
Де Грассия отправился в славный город Ле Лит, славящийся странными легендами и историями, где на узких улочках и широких проспектах можно повстречать самых диковинных представителей самых сказочных рас, в сопровождении давнего своего знакомого, со странным именем Каин и безумными, но увлекательными замыслами. Скоро, спустя всего пять лет, первый спектаклю Театра Вампиров потрясёт город, оставив весьма довольными загадочного директора театра с библейским именем и его не менее загадочного секретаря, пользующегося полным доверием первого. Просто потому, что де Грассия никогда не нуждался ни в деньгах, ни во власти — ему просто нужно было дело. Лихорадочное, отнимающее все силы и всю душу, хоть как-то заполняющее опять наметившуюся трещину в душе, где темно и страшно клубилась... пустота ли?
А Театр имел успех. Де Грассия постепенно успокаивался. Жизнь входила в свою колею. Без взлётов и падений, как и требовалось, похоже, Эриху для счастья. Не хватало только брата для абсолюта, но, кажется, эта мечта стала иллюзией и совсем уже сумасшедшей грёзой. И всё было хорошо... Пока не появился ОН.
У НЕГО были аметистовые глаза, белокурые волосы, приятный голос и вызывающая улыбка. ОН сидел в кабинете Каина в кресле длиректора и вертел в руках окровавленный кинжал, выжженное пятно на полу явно свидетельствовало: здесь был Каин. Был. Потому что умер...
Попытка сбежать не увенчалась успехом, попытка подраться — так же, а беседа закончилась тем, что ОН оказался не только Лестатом де Лионкуром, но и новым владельцем Театра. А дальше... Дальше всё было ещё веселее! Это блондин отправил Эриха заниматься документацией о передаче прав собственности а сам отправился гулять. Де Грассия, как хороший секретарь, конечно, всё сделал. Попутно умудрившись влюбиться в театрального режиссёра, сценариста и постановщика трюков в одном флаконе, точнее, Фальконе, оборотне-соколе. Де Лионкур тем временем вернулся. И не один, а в компании совершенно невоспитанного и неудобоваримого спутника, обозначенного им как Дэнариэс, в качестве первого помощника нанятый. Не успел де Грассия переварить хорошенько новость, что его теснят с тёплого места под директорским крылышком (и пережить собственные неудачи от невнимательности), как этот самый Дэнариэс обнаруживается в его, Эриха, собственном кабинете, «облуживающим» посетителей. Злой, голодный, изволновавшийся по любови и просто так вампир только было собрался сорваться на странном вампире, который не совсем вампир, как получил возможность наблюдать за Фальконе, который любовь всей его жизни, флиртующим с Дэнариэсом. При этом ловко подкалывая самого Эриха шутками о девственницах. Апогеем же оказался цветок, явно предназначенный Эриху, но вручённый Дэнариэсу... Злой вампир отправился спать. А когда проснулся — решил, что просто так он не сдаётся. И вышел на тропу войны! Отправив два письма с совершенно разным содержанием (извинительно-деловое- сопернику, иронично-флиртующее — Фальконе),  Эрих бодро отправился «подзакусить» мимопроходящими. И так бодро нарвался на охотников... Получив очередной арбалетный болт, не сумев спасти свою жертву, зато расправившись с охотниками, стремительно теряющий силы, рассудок и кровь вампир, шатаясь, побрёл в Театр. И надо было такому случиться, что те двое, в каждой бочке затычка- Лестат и Дэнариэс — по воле случая его спасителями оказались. Ах, да, пару лет назад в Театр была приглашена и прочно обосновалась некая вампиресса со звучным именем Элизабет. Улавливаете? Так вот. Пока Эрих гулял и наживал проблем в виде куска серебра под лопаткой, Элизабет взбеленилась по поводу смены руководства Театра, попыталась покусать Дэнариэса... Да и отправилась на тот свет. Трогательно единодушие, надо заметить, для создателя и птенца. Это по поводу «покусать», конечно, хотя и насчёт того света - было очень близко. А теперь вернёмся к нашим бара... вампирам. Представьте себе картину: окровавленный умирающий, бредящий юноша, двое вампиров, не понятно с какой целью его удерживающие... Именно такую картину застаёт прибывшая в Театр для заключения контракта известная актриса, разумеется, вампиресса, Хельга Рихтштабе. И умудряется сохранить полнейшую невозмутимость, пока Дэнариэс и Лестат спасают Эриха как умеют- полувампир, полуинкуб умудряется в кратчаяшие строки раздобыть целых две жертвы. И пока двое здоровых вампиров завтракали тигрицей-оборотнем, оставленный без зоркого присмотра Эрих, ничтоже сумнящеся, обращает свою жертву, юношу по имени Лик, немедленно получившего кличку цыплёнок (а Эрих — наседка...).
Наконец, проясняется ситуация с новоприбывшей и, пока Эрих удаляется со своим птенцом - привести себя в порядок, Хельга мирно отбывает в свои покои — а Лестат и Дэнариэс по приватным делам в гримёрки и тайные ходы. Казалось Бы, занавес, хэппи-энд. Как тут воевать со спасителем своей жизни, да и Фальконе из Театра уволился... А уж смерть Элизабет вообще, скорее всего, так и останется неизвестной создателю... Ан нет, не всё так просто в королевстве закулисных интриг. Вспугнутая стрессом и прогулкой по лезвию смерти, трещина в сознании де Грассии, наконец, обращается в широкоформатную бездну. И по коридору от общающихся вампиров, ещё ничего не подозревающих — ибо даже инкуб не в силах понять, что же творится с эмоциональной кашей в голове казалось бы тихого и мирного секретаря — по коридору уже удаляется совсем другая личность, осознающая себя как Рихтер де Грассия. Существо, злое, наверное, на всех и на всё, имеющее свои планы и мнение и отчаянно давящее пытающегося побрыкаться внутри себя Эриха... Потому, наверное, и не чувствующее, как всё ближе к стенам Театра подбирается окончательно проснувшееся мутно-тёмное облако, бывшее некогда все-навсего проклятием.... Две души начинают свою борьбу за одно тело, продолжающееся даже во время подписания контракта с той самой Хельгой- да-да, белокурый директор опять волынил и перекладывал всю бумажную работу на секретаря... А секретарь уже совсем не тот, чтобы этим наслаждаться...  Получив от весьма заинтересовавшей его вампирэссы предложение составить ей компанию за «ужином», Рихтер весьма в приподнятом настроении отправляется в свои комнаты, всё-так же оставаясь глух в стелющемся за его спиной чёрному туману. Только одев плащ и повернувшись к выходу, вампир понимает, что дело плохо — в дверном проёме зловеще клубится тьма и явно наслаждается его испугом. Рвок к окну — но оттуда тоже издевательски-медленно наползает непонятная субстанция.. А затем резко, будто прыжком, накрывает де Грассия с головой, глуша крик...
Пустой кабинет уже никогда никому не расскажет о творившейся здесь чертовщине — о том, куда же делся его хозяин. Хельга Рихтштабе никогда не дождётся кавалера, а де Лионкур (получите по носу, господин директор) никогда не дождётся «заказанного» дела Элизабет Грей...
… а вампир Рихтер, на пару с Эрихом, будет, открыв рот, вдумчиво созерцает небо чужого мира...

12. Способности физические/магические.
"скучным голосом"
- кровососность - раз.
- регенерация - два
- телепатия, с известными ограничениями - три
- обостёное восприятие органов чувств - четыре
- влияние на чужое сознание - пять
- подвижность, сила и скоординированность - шесть.
- левитация - семь, для красивой цифры.
И заметьте, всё природное.
- чувство опасности, угрозы, негативного отношения - в смысле, взглядов в спину. С известными огрехами и осечками, ибо никто не совершенен.

Владение некоторыми видами холодного оружия:
- разум
- шпага
- кинжал
- клыки
- зубы
- ножи, метательные, и не очень
- шпильки
- кисти
- перья
- слово

13. Профессия/род деятельности.
"Там" - секретарём на три ставки работал, со сверхурочными. Заодно мальчиком на побегушках и чужой головной болью - на пол ставки. "Тут" - время покажет.

14. Пробный пост.

Насвистывал. Да, он позволил себе насвистывать, потому что положение дел сказывалось весьма удачно. Ещё как минимум час он не увидит никого из золотого дуэта, до зубовного скрежета ему уже успевших надоесть, интерес к роскошной женщине, кажется, имеет надежду на взаимность... а подкованные сапоги весело звякают по полу с позволения хозяина. Ночь, кровь, богиня в облике бессмертной... Для счастья, определённого, ничего не надо более!
Распахнув дверь уже в собственный кабинет, Рихтер окинул взглядом ряды растений.
В бездну. На помойку твои цветики, Эрих. Только место занимают...
Так и не донесённая до Лионкура папка с документами красиво полетела на стол, проскользив по поверхности пару вертлявых па. Распахнув неприметную дверь, на редкость энергичный для голодного, вампир заглянул внутрь, ухватившись за косяк и рискую потерять равновесие, скорее свесившись, чем войдя в спальню. Детёнок на кровати, Лик,признаков пробуждения не подавал — и не должен был. Довольно кивнув сам себе, помня о заповеди, что сам себя не похвалишь — никто не похвалит, де Грассия со странной нежностью посмотрел на птенца ещё раз и тщательно прикрыл дверь.
Какое-то смутное беспокойство тревожило сознание, но от него легко было отмахнуться, как от назойливой мухи. Что Рихтер и сделал, накидывая на плечи плащ, до того на кресле покоившийся. Сдержанно и даже не богохульничая поругиваясь, вампир порылся в ящиках и, наконец, извлёк на свет предмет маленького своего фетиша, времён балов в Венеции — чёрно-белую маску, символом, как нельзя верным для самого де Грассия. Короткий смешок звонко разрезал воздух.. и каким-то неправильным образом потух.
Рихтер вскинулся, оборачиваясь... И тут его почти парализовало, до мозга костей, ледяными иголками в жилах, вслед за бегущей неспешно кровью.
В дверном проёме клубилась сама Тьма, сгустком непроглядного тумана пуская щупальцы в помещение.
Это что за чертовщина? - поразился вампир, рефлекторно сглатывая.
Надо отдать ему должное, рефлексы были поставлены хорошо. Прежде чем успеть осознать опасность происходящего, Рихтер развернулся на сто восемьдесят и рванулся к окну.
Беда в том, что из-за тяжёлых штор в комнату заползало всё тоже мракобесие...
В уши отшатнувшегося вампира из абсолютной и, кстати, ненормальной тишины, когда упавшие горшки беззвучно разбиваются на черепки, разбрасывая комья земли и изломанные, чахнущие растения, ударили тихий, злорадный смех... Смех тоже был ненормальный... Сотня голосов, шёпотом смеющихся, злорадсвующих, зовущих его по имени... Нет, не его... Эриха... Эриха!
- Я — не Эрих! - вырывается отчаянный крик, когда спустившаяся со стен Тьма окружает плотным кольцом и, на секунду замерев, кидается ошалевшей борзой, накрывая с головой душащим плотным коконом.
- Я не... - вопль, в котором звучит уже почти безумие, обрывается, как будто иглу патефона сняли с пластинки. Тьма стирается, как некое видение, исчезнувшее со взмахом ресниц — оставляя привычный многим кабинет. С совершенно целыми и невредимыми горшками...
Где-то в другом мире, неведомый художник одним мазком рисует фигуру молодого брюнета при шпаге и плаще, всё так же сжимающего в руках свою маску.
- Я — не Эрих! -успевает сообщить он аж двум слушателем, прежде чем, снеся стул, шибануться головой с размаху о стенку.
Картина маслом: «Всё те же. И бедный об'инкубленый стражник»...

15. Связь с вами.
Админы знают!

16. Как часто предполагаете появляться на форуме? Если не трудно, укажите в какое время суток.
Как карта ляжет. Инетовская...

17. Ознакомились с правилами и реалиями мира?
Да. Дважды. Или трижды. Даже кого-то до смерти замучил придирками и уточнениями. В общем, норму выполнил за обоих!

18. Имеете ли опыт административной или модераторской работы на игровом литературном форуме?
Чур-чур-чур, меня, не было такого! "типа отпёрся, и отмазался" я не я и форум был не мой = ) и вообще, он умер ХД

Демон читал и читал, а свиток сползал и сползал на пол по мере того как Асмодей пробегал взглядом строчки - то ровные и каллиграфические, выведенные рукой «идеального секретаря», то резкие и порывистые, пропитанные сарказмом и иронией – дань влияния второй стороны золотой медали, имя которой де Грассия.
Утирая кисточкой хвоста, слезы в уголках глаз, выступившие от… смеха (не признавать же, что первая часть биографии даже злобного демона заставила сочувствовать разнесчастному юноше, пережившему столько трагических событий. А вот вторааяяяя…))
- Чуден город Ле Лит, поставляющий нам заядлых театралов клыкастой наружности.))) А с вами мадемуазель Рихтштабе не пожаловала, нет?)) Про Каина и Элизабет не спрашиваю, ибо с того света вторично не возвращаются... Да чем черт, ТО есть Семиликий не шутит - может и Фауста удастся здесь встретить.) Сдается мне, Ловец взял на себя функции джинна и стал с завидной четкостью исполнять желание «ящик водки и всех обратно!». Кхэм… Что ж тут сказать, месье де Грассия, полностью оправдывающий свою фамилию изысканностью и грацией во внешности… Эриха.) Рихтер…  *демон учтиво искривил губы в косой усмешке, отдающей должное неординарной личности* …Рад вас приветствовать в мире семи богов! Очень рад! Столь занимательный… ые вампиры - истинная находка для Семиликого! )) Да и для всех нас, что уж скрывать)))) Древнее проклятье не прогадало, направив в сети Ловца объединенные одним телом две такие разные, но не способные на существование в одиночестве души.
Передав свиток в загребущие лапы кота, демон усмехнулся, припомнив, что за события имеют сейчас место быть в упомянутом Бастионе последней надежды.
- А уж как господин де Лионкур обрадуется встрече со старым знакомым! Да и господина Дэнариэса тоже наверное не минует полновесное «ЩАстье» и рррррадость встречи… Тут уж явно не все пройдет цензуру и не каждое слово будет допущено к печати.)))) Меня при всем при этом интересует один нюанс… а останется ли на лице здешней земли Бастион после всех бурных явлений потас… кхэм… яркой и незабываемой встречи бывших коллег?)))))
В предвкушении действа обзавелся бутылкой вина и приготовился наблюдать за восшествием месье де Грассия в мир. Втихушку бормоча:
- Интересно кого это он придирками замучил… Я жив, кот жив… ххххмммммм… что-то у нас МЕФИСТО давно молчит.)))))))))
Асмодей.

Кристиан расположился на мягком пузе, поближе к камину, предвкушая интересное и познавательное времяпрепровождение за чтением. - Хм... Еще один вампир?))) Любопытственно...
Чем дальше в лес, как говориться, но зверек уже на наметившимся (да что там! вполне отчетливо выраженным) раздвоении личности пошевелил усами, раздумывая над тем, сколько всего может натворить отдельно взятая личность, если ее душевное равновесие будет столь солидно нарушено. Оценил. Довольно мяфкнул.
- Однако нам предстоят веселые ночки, хотя с прытью и неугомонностью Рихтера, думаю нас ждут активные действия с его стороны и днем, только подальше от палящих лучей солнышка) Так, что там дальше?.. мррр..мрр... мр-мр...
Продолжая шевелить губами, помуркивая на каждом прочитанном слове, котенок добрался до биографии. Не отрываясь от строчек взглядом, он закопошился лапками вокруг себя в поисках батистового платочка. Да, мы звери культурные - в ковер не сморкаемся! Тем более, что за любимый ковер Асмодей на заплатки может пустить... Найдя искомое, Крис промокнул увлажнившиеся глаза от трогательности и трагичности освещаемых событий в свитке и облизнул пересохшую от прочувствования повествования розовую кнопочку носа.
- Что же получается? Судьбе все же удалось разлучить столь близких друг другу братьев, заставив оборвать все ниточки? В этом Ловец сильно погорячился, уважаемый... Эх, Эрих...ох, простите...
Запнувшись на мгновение, нашел в тексте нужные строчки пробного поста и продолжил: - Рихтер, я хочу вам сказать - добро пожаловать к нам в мир Ловчего семи богов! Ваши таланты, способности, а главное столь смертоносное оружие, коим вы, я знаю точно и вижу подтверждение этому знанию сейчас, владеете в совершенстве обязательно пригодятся у нас...Я имею ввиду "слово" - ибо ничего опаснее и болезненнее, чем оно, не способно нанести рану. Одна просьба будет у меня к вам... Пожалуйста, при падении в бастион сгруппируйтесь получше - не сломайте шеи присутствующих там сейчас))))) Они нам еще пригодятся)) А что касается должности... Ну так в чем проблема - директор при вас, его помощник при вас... и театр. Пока бесхозный) Так что, товарищи вампиры - дерзайте!) Главное, чтобы вы уладили все сложившиеся противоречия и даже  этом мире нашли общее...
Говоря последние слова, котенок можно даже сказать неосознанно тыкнул хвостиком, как указателем, в направлении здания театра... Словно нахальная живность намекала на близость цели и заодно помогала ее поскорее вычислить)
- Удачи вам с благословления Семиликого!))) А за ним... - скосив взгляд к ожидающему очереди богу: - думаю это не заржавеет)))
Кристиан Нуар.

Отбрасываемая креслом (с демоном-острословом в нем восседающим) тень поднялась с ковра, обрела объем, уплотнилась клубами черного непроглядного тумана и… отвесила Асмодею по загривку хорошую затрещину. Качественную такую, добротную. Аж звон пошел.
- Семиликий живее всех живых, охальник ты этакий.
Тень опустилась к коту и подняла из лап Кристиана свиток, обрамляя пергамент рамкой живого, перетекающего дымкой тумана.
- Да, Семиликий бог не заржа... не замедлит уделить внимание свое столь занимательному гостю мира. Эрих, чуткий романтик и непревзойденный король пера – верного орудия секретаря. Рихтер, яростный и неукротимый как буря в своем неистовстве. Добро пожаловать домой, дети Мои. И да пребудет с вами Тьма и благословение мое. Во веки веков да будет так!
Туман разделился на два облака, расположившихся по обе стороны от вампира. Каждый сгусток теней соткался в фигуру богини – повелительницы всего темного в мире этом. Каждая из двух отражений Тьмы коснулась целомудренным поцелуем щек месье де Грассия.
- Приветствую тебя, Эрих, - Тьма ласково улыбнулась позабытой улыбкой любящей матери.
- Приветствую тебя, Рихтер, - Тьма лукаво усмехнулась как лучшая интриганка королевского двора.
Взявшись за руки, два отражения богини вместе дунули на свиток и обратилось их дыхание печатью богов, закрепившей решение Древнейших сил мира сего.

Отредактировано Эрих/Рихтер де Грассия (25-04-2009 15:39:13)